(По впечатлениям от марафона «Дорога жизни 2021»)АрифметикаДавным-давно, когда я был маленьким мальчиком, «дошколёнком», мне объяснили, как нужно считать. Помню, как легко я понял и принял идею позиционной (десятичной) системы счисления, идею порядка и бесконечности натурального ряда. Я, конечно, не знал тогда всех этих слов. Я просто понял, что счет бесконечен, периодичен и очень просто и понятно устроен. Считать можно бесконечно. Нужно просто запомнить (или придумать) названия для всех этих триллионов-сикстильонов, а внутри них все устроено одинаково, циклически. Но был я еще настолько маленьким, что взрослые тетеньки и дяденьки иногда спрашивали меня: «Женя, до скольки ты умеешь считать?». Я честно отвечал: «До скольки угодно». Они не понимали. Переспрашивали: «Ну как, до скольки угодно? До двадцати? До ста?». Я пытался объяснять взрослым тетенькам и дяденькам, что считать можно бесконечно. Главное - знать (или придумывать) названия для новых больших чисел. И видел, что они не понимают. Нет, они, конечно, знали это и сами, но не верили, что настолько маленький мальчик тоже может это понимать.
ФизиологияЧтобы бежать, нужно иметь источник энергии. Мы получаем энергию, «сжигая» в клетках мышц вещество, которое называется гликоген. Это топливо. Его у нас много. В мышцах, в печени, еще где-то. Запасец. Вырабатывается гликоген из пищи. Вырабатывается не очень быстро. Производится и запасается. Вот мы покушали, и, спустя некоторое время, внутри нас запустился гликогеноперегонный заводик, который производит гликоген и «заливает» его в наши «топливные баки». Но емкость этих топливных баков ограничена. Если мы покушали хорошо, сырья много, баки заливаются под горловину, а оставшееся сырье утилизируется разными способами. Например, частично перерабатывается в жир и закладывается в резервные «жировые баки» (емкость которых, практически, не имеет предела). На черный день.
ПрологНа моей голове – баф с символикой Экстремума. Я превратил его нехитрыми манипуляциями в, своего рода, легкую спортивную шапочку. В последний момент решил, что в теплой вязаной шапке бежать будет жарко, вытянул из рюкзака первый попавшийся под руку баф и натянул на голову. Я сам не осознавал, в чем я бегу, до тех пор, пока со мной не поравнялся один из участников и не сказал: «Привет, Экстремум».
Валера. Отучился, в свое время, в МЧС 10. Но романтическое очарование поисковых работ не очень зацепило. Увлекся альпинизмом. Стал ездить в горы. Потом женитьба, дети. Потом не вышел на очередную переаттестацию и потерял статус спасателя. Но старается не разрывать окончательно связь с экстремумом. Посматривает со стороны.
Высшая математикаВеру в то, что один плюс один всегда равно двум я пронес от первого до последнего звонка средней школы и принес к стенам университета, куда поступил, чтобы научиться высшей математике. С этой верой я вошел в эти стены и, вдруг, там, внутри этих стен, мне стали рассказывать, что все обстоит не совсем так. Что наши привычные числа, которые мы используем для счета и вычислений – это частный, не очень интересный случай чего-то более общего, более сложного и несоизмеримо более глубокого. И, что когда один плюс один всегда равно двум, два плюс один всегда равно трем, и так далее – это тоже частный и не очень интересный случай. А вообще-то, это далеко не всегда должно быть так. Даже, скорее, как правило, не так.
ГликогенГликоген вырабатывается организмом во много раз медленнее, чем расходуется во время бега. Запас гликогена ограничен суммарным объемом индивидуальных гликогеновых «топливных баков». Что из этого следует? Из этого должно следовать, по крайней мере, теоретически, что если долго бежать, то, в какой-то момент, сожжешь весь гликоген. Топливо закончится. У автомобилистов это называется «обсох». У бегунов (лыжников, пловцов, гребцов и т.д.) это называется… Но не будем спешить. Обо всем – по порядку.
ДекомпозицияМарафон – это большая и трудная задача. Большую и трудную задачу следует разбивать на несколько меньших и решать их по порядку. Я тоже так делаю. Можно было бы механически разделить марафон на серию десяток или пятерок, и считать, что единица дробления, подзадача – «пробежать очередную пятерку». Но это не логично. И не физиологично, что ли. Что такое пятерка в начале дистанции? Говорить не о чем. И что такое пятерка с тридцать пятого по сороковой километр! Это две очень-очень разные пятерки.
Поэтому мое деление марафона иное. На верхнем уровне я делю его на два отрезка: от старта до двадцать пятого километра и от двадцать пятого километра до финиша. Каждой из этих частей я даже дал собственное название. Первая - «просто доставка тела на двадцать пятый километр», вторая - «а теперь поработаем». Первая задача делится на две меньшие подзадачи. Десять километров со старта – это «самотестирование». Всё в организме должно работать идеально на этих первых десяти километрах. Пятнадцать километров - с десятого по двадцать пятый - это «собственно, доставка тела на двадцать пятый километр». Здесь уже могут быть нюансы, но не должно быть каких-то фатальных, из ряда вон выходящих, неприятных сюрпризов.
ЖирЖир — вещество крайне полезное, а для марафона, так и вовсе — совершенно необходимое. Жир — это резервное топливо. Что происходит с автомобилем, в баке которого заканчивается бензин? Он останавливается. Но наш организм устроен гораздо хитрее и сложнее. Когда у него заканчивается основное топливо — гликоген — он не останавливается. Он может еще довольно долго бежать. Почему? Потому, что наш организм «умеет жир». То есть, умеет использовать жир как резервный источник энергии. У нас внутри есть аварийный жироперегонный заводик, который дремлет себе тихонько, как дремлет резервный бензиновый генератор где-нибудь в кладовке на даче, и запускается только в определенно аварийной ситуации, когда «вырубилось» основное энергоснабжение, то есть, по-нашему, в мышцах почти закончился гликоген.
Однако, всякий сразу заподозрит, что наверняка здесь есть какой-то подвох. Наверняка не все так уж гладко и безоблачно в этой схеме. Да. Правильно. Так и есть. Не все так гладко. Или, как любят говорить математики, не все так линейно. Во-первых, жир — топливо гораздо менее эффективное, чем гликоген, предварительно «залитый» в мышцы. Во-вторых, на этом нашем внутреннем жироперегонном заводике, оказывается, есть минимальная норма отгрузки. Энергия «отгружается» некими неделимыми порциями, и пока эта порция не готова целиком, вы вообще ничего не получите. И, в-третьих, эта «минимальная партия» энергии, которую вы можете получить со своего жироперегонного заводика, производится гораздо дольше, чем (она же) сжигается в процессе бега.
ПейсмейкерНа марафонах, почти всегда есть пейсмейкеры. Образовано это слово от двух английских: pace — темп, скорость (в беге) и make — делать, производить. Пейсмейкер или жаргонно пейсер — это «задающий темп». Это участник забега, задача которого - бежать всю дистанцию по определенному графику и прибежать на финиш с определенным, заранее известным результатом. Предоставить пейсмейкеров, договориться с ними – это обязанность организаторов забега. Часто к поясу пейсмейкеров привязывают шарики с гелием, на них написан тот самый результат, с которым будет финишировать каждый из пейсеров. Вокруг пейсмейкеров во время забега обычно формируется группа участников. Это те, кого как раз устраивает время, с которым будет финишировать именно этот пейсер, и они «держатся» за него. Бежать в группе с пейсером – очень комфортно и субъективно намного легче чем в одиночку. Собственный текущий результат пейсера на этой дистанции, как правило, намного лучше того времени, с которым он обязуется финишировать. То есть, бежит он расслабленно, с большим запасом.
ЗаголодалМиновали 22-й километр. Все тело постепенно деревенеет, мышцы наливаются свинцом, поле зрения сужается, мир становится серым и неприветливым. Это еще не само страдание. Это обещание будущих страданий. Вход в прихожую круга первого. Это состояние обозначается у бегунов словом «заголодал». К простому, понятному и всем хорошо знакомому чувству голода это не имеет никакого отношения. Не проголодался, ни в коем случае, а именно заголодал. Заголодали мышцы, в которых уже осталось так мало гликогена, что они с каждой минутой все громче и отчаяннее кричат об этом.
Я радуюсь. Все идет нормально. Примерно так и должно было быть, по предстартовым прикидкам, при нормальном раскладе. То, как я себя сейчас чувствую, подает мне весьма основательные надежды на то, что я смогу закончить дистанцию самостоятельно, на своих двоих, а не в машине подбора. А вот если бы я так заголодал километре, скажем, на тринадцатом-пятнадцатом, это был бы явный фейл. Не на что было бы надеяться. А сейчас все хорошо, все нормально. Все идет как надо.
Почему марафонВ самом деле, почему? Зачем, например, ставить себе цель - пробегать не менее одного марафона в год? Чем это важнее или интереснее, скажем, цели пробегать два-три полумарафона? Ведь получится, как бы, то же самое, или даже круче. Нет. Не получится. Весь интерес к марафону, всё его очарование состоит в одной очень простой формуле - марафон никогда и ни в чем не равен простой сумме двух полумарафонов. Марафон – это высшая математика бега. Здесь ломается простецкая аддитивность меньших дистанций: километрик плюс километрик - будет два километрика; шажок к шажку - будет два шажка. Здесь происходит тот самый переход количества в качество, качественный скачок. Примитивное, механистическое обоснование этого факта следующее: марафон невозможно пробежать на одном гликогене. Неизбежно наступит момент, когда он закончится, и организм будет вынужден переключиться на жир, включить так называемый липидный обмен. И это - самая интересная, самая содержательная фаза марафона - фаза страданий.
Когда она начнется невозможно предсказать. Где-то между 25-м и 35-м километром. Примерно. То есть полумарафон вполне реально пробежать «на своем» гликогене. Более того, так оно, как правило, и бывает. А вот марафон – нет.
Стена35-й километр позади. В глазах темно. Меня шатает из стороны в сторону. Это уже трудно назвать бегом. Это какие-то конвульсии. Я либо топчусь почти на месте, либо ныряю вперед, почти падаю. Ноги шаркают по асфальту. Похоже, мозжечок сказал: «Извини. Я больше не хочу нести ответственность за то, что здесь сейчас происходит.» и дезертировал. Привычный автоматизм исчез, и каждый шаг теперь приходится совершать сознательным усилием воли.
Все предметы и события окружающего мира либо игнорируются, либо бесят, либо вызывают приступы острой жалости к себе. До рыданий. Кажется, пейсеры снова добавили темп. Какого хрена? Мы же и так всю дистанцию бежим с небольшим опережением. Черт! Неужели они не понимают, как мне сейчас тяжело! Еле удерживаюсь от того, чтобы не выкрикнуть вслух: «Какого хрена вы снова разогнались?!». Пробегаем мимо плаката «До финиша 5.1 км». Ну какому дебилу пришла в голову мысль ставить этот плакат? Я и так знаю, что мы миновали тридцать пятый километр, где-то там впереди - сороковой. Я бегу в мучительной полуотключке между этими двумя отметками, пытаясь заглушить мысли о страданиях скроговоркой «бежать-терпеть-бежать-терпеть-бежать-терпеть…» в такт шагам. И тут этот плакат. Как обухом по голове. Когда я года три назад впервые его увидел, я чуть не разрыдался. Я тогда бежал в полной уверенности, что до финиша не больше четырех километров, ну, максимум, четыре с половиной. И тут меня неожиданно словно пригвоздили: «До финиша 5 км». А в этом году садисты-изуверы, которые ставят этот плакат, превзошли сами себя. Я же знал про него, он каждый год здесь стоит. Но я ожидал 5 км, а они вместо 5 км написали 5.1 км. Убили просто. Хоть ложись и помирай…!
Это стена. Состояние, когда гликоген уже закончился, а первая партия энергии от жира еще «не подошла». Это круг первый. До марафона, после марафона и, даже, во время марафона, в первой, легкой его части я прекрасно помню, что это временное состояние, что оно пройдет, как только я получу порцию «жировой» энергии. Я даже стараюсь внушить себе, что нужно обязательно вспомнить об этом, когда меня накроет стена. Но ничего не помогает. Когда она накрывает, накатывает муторное, совершенно безнадежное понимание того, что всё. Капец. Это никогда не кончится. Единственный способ прекратить страдания – остановиться. Но я продолжаю уныло перебирать ногами. И, о чудо, в какой-то момент, вдруг, обнаруживаю, что я снова бегу. Что ум мой светел и радостен, мир снова стал цветным. Ноги, конечно, уже очень сильно устали, но снова способны нести меня вперед. И, даже, фаза полета появляется.
И я сразу все вспоминаю. Я знаю, что со мною только что творилось. Что это было и почему это было. Знаю, что минут через пять я сожгу вот эту порцию жирового топлива, и меня накроет следующая стена. Начнется круг второй. Снова придется страдать и терпеть. До тех пор, пока не будет готова новая порция топлива. Потом снова «отпустит» минут на пять-семь. И теперь эти качели будут «раскачиваться» до самого финиша, благо, он уже недалеко и нет никаких сомнений в том, что я благополучно финиширую. «Главное (говорю я себе) когда снова накроет, надо обязательно вспомнить про всю эту бодягу насчет гликогена и жира, и что обязательно будет новый "жировой приход". Это должно помочь перетерпеть.»
Но проходит время, и я снова погружаюсь во мрак. И снова: «…Конец! Эта пытка никогда не кончится. Есть единственный способ прекратить муки. Я могу все это прекратить. Это так просто. Просто остановиться...».
ФинишПейсер Денис задорно выкрикивает традиционную предфинишную пейсерскую кричалку: «Давай-давай! Пейса обгоняй!». Я угрюмо возражаю (про себя): «Какой, нахрен, обгоняй. Доползти бы.» До финиша метров 700. Последние полкилометра, примерно, я бежал с мыслью, что каждый следующий шаг может стать последним. Не буквально, конечно. Просто я уже был внутренне готов к тому, что помимо моей воли на очередном шаге мое тело остановится как вкопанное, страдальчески выдохнет: «Нет. Не могу больше.» и изобразит иконописный благословляющий двуперстный жест вослед удаляющимся спинам пейсеров и группы. Даже сейчас, когда я вижу финишный городок, и мне стало несравнимо легче, я не уверен на сто процентов в том, что ничего подобного точно не произойдет.
В финишном коридоре гремят барабаны, трещат трещотки, взвывают дудки. Кричат, машут и хлопают в ладоши люди. Боже, как же хорошо! Как вовремя. Всё это еле-еле пробивается сквозь муторную пелену страданий и жалости к себе, но, все-таки, пробивается, подхватывает и продвигает к финишу. Я еле ползу, шаркая ногами по асфальту. Вяло думаю, интересно, у меня хватит сил, чтобы ускориться на последней сотне? Так-то вообще не похоже, что хватит. Но кто его знает. Финиш – это финиш. Там всегда откуда-то, чудесным образом, появляется энергия. Но, похоже, не в этот раз. В этот раз я отдал все.
Неожиданно чувствую прилив сил. Однако. Неужели? «Подошла» очередная порция топлива? Ну и славно. Не успев ничего обдумать, прикинуть, рассчитать, встряхиваюсь и перехожу с унылого шарканья ступнями по асфальту на нормальный человеческий бег. Обгоняю пейсеров и начинаю убегать от группы. Слышу ободряюще-вразумляющие напутствия пейсера: «Не спеши. Не увеличивай темп слишком быстро. Аккуратно.» Очень славный парень! Он буквально «тащил» меня весь финальный отрезок дистанции, когда меня накрыло. Контролировал. Подгонял. Не позволял отстать. Я невероятно ему благодарен!
Вот и финишная арка. Прелестные улыбки и поздравления девушек-волонтеров. Финишерская медалька на шею. Майларовое покрывальце на плечи. И две привычные финишные мысли в голове: «Я снова сделал это!» и «К следующему разу надо, наконец, нормально готовиться!»